Чего они не могли рассмотреть издалека, — что высокую фигуру в тоге с пурпурной полосой теперь сопровождали только пять ликторов. Луций Пизон поменялся тогами со своим самым высоким ликтором и остался в портике. Там он нашел выход со стороны Общественного дома и выбрался на пустырь, куда владельцы магазинов выбрасывали мусор. Луций Пизон свернул простую белую тогу ликтора и сунул в пустой ящик. Перелезать в тоге через стену сада перистиля Цезаря не совсем удобно.

— Надеюсь, — сказал он, входя в кабинет Цезаря, одетый только в тунику, — что у тебя найдется приличное вино в этом ужасно изысканном графине.

Мало кто видел пораженного Цезаря. А вот Луций Пизон — видел.

— Как ты попал сюда? — спросил Цезарь, наливая вино.

— Говорят, таким же способом убежал отсюда Публий Клодий.

— Удирать от разгневанного мужа в твоем возрасте? Стыдно, Пизон!

— Нет, не от мужа. От ростовщиков, — ответил Пизон, жадно поглощая вино.

— А-а! — Цезарь сел. — Угощайся, Пизон, ты заработал все содержимое моего погреба. Что случилось?

— Четыре часа назад ко мне пришли твои кредиторы — я бы сказал, довольно вредные, — требуя наложить арест на твое губернаторское жалованье. Они вели себя довольно странно. Их приспешники отогнали от трибунала всех любопытных. Они изложили дело сугубо конфиденциально. Из чего я заключил, что они не хотели, чтобы кто-нибудь побежал к тебе и сообщил о происходящем. Странно, если не сказать больше. — Пизон встал и налил себе еще вина. — Весь день за мной следили, даже провожали домой. Но я поменялся тогами с одним из моих ликторов и пробрался через соседние магазины. За Общественным домом следят. Я заметил это, когда поднимался вверх по холму.

— Тогда я выйду из дома так же, как вошел ты. Я пересеку померий сегодня ночью и приму губернаторские полномочия. Если я уже буду обладать империем, никто не сможет меня тронуть.

— Дай мне разрешение на получение твоего жалованья завтра утром, и я принесу его тебе на Марсово поле. Было бы лучше поместить его здесь, но кто знает, что могут измыслить «хорошие люди». Они действительно всерьез взялись за тебя, Цезарь.

— Знаю.

— Не думаю, — сказал Пизон, опять грозно хмурясь, — что тебе удастся заплатить этим негодяям хоть часть долга.

— Сегодня ночью я увижусь с Марком Крассом.

— Ты хочешь сказать, — удивился Луций Пизон, — что можешь пойти к Марку Крассу? Тогда почему ты не пошел к нему несколько месяцев назад? Годы назад?

— Он — друг, я не могу просить у него.

— Да, понимаю, хотя я сам не был бы таким упрямым. Но я — не Юлий. Для Юлия очень тяжело быть кому-нибудь обязанным, да?

— Да. Но он сам предложил. Так мне легче.

— Пиши разрешение, Цезарь. Ты не можешь послать за едой, а я умираю от голода. Так что я должен спешить домой. Кроме того, Рутилия будет волноваться.

— Если ты голоден, Пизон, я могу накормить тебя, — сказал Цезарь, принимаясь писать разрешение. — Моему личному штату можно доверять.

— Нет, у тебя много дел.

Письмо было написано, сложено, и Цезарь запечатал его своим кольцом.

— Нет необходимости перелезать через стену, есть более достойный выход. Весталки уже разошлись по своим комнатам. Ты можешь выйти через их боковую дверь.

— Не могу, — ответил Пизон, — я оставил там тогу моего ликтора. Ты можешь меня подсадить?

— Я твой должник, Луций, — сказал Цезарь, когда они вышли в сад. — Будь уверен, я этого не забуду.

Пизон тихо хихикнул.

— А хорошо, что такие люди, как ростовщики, не знают всех ходов и выходов в домах римской знати! Мы можем драться между собой, как петухи, но как только кто-то чужой попытается пощипать наши перья, ряды смыкаются. Как будто я разрешу этому противному сброду наложить лапу на моего кузена!

Юлия легла спать. Прощание с ней прошло не так тягостно. С матерью было сложнее.

— Мы должны быть благодарны Луцию Пизону, — сказала она. — Мой дядя Публий Рутилий одобрил бы его поступок, если бы был жив.

— Непременно! Наш дорогой старик…

— Ты должен будешь очень потрудиться в Испании, чтобы отдать долги, Цезарь.

— Я знаю, как это сделать, мама, так что не волнуйся. Возможно, такие мерзавцы, как Бибул, попытаются провести какой-нибудь закон, разрешающий кредиторам гасить долг за счет родственников должника. Я должен позаботиться и об этом. Сегодня ночью я повидаюсь с Марком Крассом.

Аврелия удивленно посмотрела на сына.

— Я думала, ты не пойдешь к нему.

— Он сам предложил.

«О Bona Dea, Bona Dea, благодарю тебя! Твои змеи будут иметь молоко и яйца круглый год!» Но вслух она лишь сказала:

— Тогда он — настоящий друг.

— Мамерк будет замещать великого понтифика. Позаботься о Фабии и проследи, чтобы черный дрозденок не превратился в настоящего Катона. Бургунд знает, какие вещи для меня следует взять с собой. Я буду на арендованной вилле Помпея. Он не станет возражать против небольшой компании теперь, когда ему приходится питаться травой.

— Значит, это не ты был с Муцией Терцией?

— Мама! Сколько раз я ездил в Пицен? Ищи пиценца — и ты угадаешь.

— Тит Лабиен? О боги!

— А ты быстро сообразила! — Он взял ее лицо в ладони и поцеловал в губы. — Позаботься о себе, пожалуйста.

Перелезть через стену Цезарю было легче, чем Луцию Пизону или Публию Клодию. Аврелия поглядела, как ее сын спасается бегством, потом повернулась и ушла. Было холодно.

Да, было холодно, но Марк Лициний Красc находился именно там, где Цезарь и предполагал: в своей конторе за Лакомым рынком. Он усиленно трудился при свете такого количества ламп, какое могли выдержать его пятидесятичетырехлетние глаза. Шарф вокруг шеи, шаль на плечах.

— Ты заработал каждый свой сестерций, — сказал ему Цезарь, входя в просторную комнату так бесшумно, что Красc подскочил от неожиданности.

— Как ты вошел?

— Точно такой же вопрос я задал Луцию Пизону сегодня вечером. Он перелез через стену моего перистиля. А я открыл замок отмычкой.

— Луций Пизон перелез через стену твоего перистиля?

— Чтобы избежать судебных приставов, которые следят за моим домом. Те мои кредиторы, которые не были рекомендованы тобой или моим другом из Гадеса Бальбом, явились в трибунал Пизона с претензией на мое губернаторское жалованье.

Красc откинулся на спинку стула и протер глаза.

— Твоя удача действительно феноменальна, Гай. Ты получаешь именно ту провинцию, какую хотел. И твои кредиторы обращаются именно к твоему кузену. Сколько тебе нужно?

— Если честно, я не знаю.

— Ты должен знать!

— Я забыл спросить об этом у Пизона.

— В этом ты весь! Если бы ты был другим, я бы бросил тебя в Тибр, как худшего человека в мире. Но я нутром чую, что ты будешь богаче Помпея. С какой бы высоты ты ни падал, ты каждый раз приземляешься на ноги.

— Должно быть, больше пяти миллионов, потому что они просили все жалованье целиком.

— Двадцать миллионов, — тут же сказал Красc.

— Объясни.

— Четвертая часть от двадцати миллионов даст им неплохую прибыль, поскольку за три года у тебя набежал сложный процент. Ты, наверное, занимал три миллиона.

— Мы с тобой, Марк, занимаемся не своим делом! — засмеялся Цезарь. — Нам приходится плыть на кораблях, шагать сотни миль по пыльным дорогам, размахивать перед дикарями нашими орлами и мечами… Мы сжимаем местных плутократов в объятиях крепче, чем ребенок — щенка. Мы делаемся невыносимыми для людей, которые по идее должны при нас процветать. А потом мы возвращаемся домой и даем за все ответ — народу, Сенату, казне. Для чего, если мы можем получать намного больше, сидя здесь, в Риме?

— Лично я делаю много денег именно здесь, в Риме.

— Но ты даешь в долг без процентов.

— Я — Лициний Красc!

— Вот именно.

— Ты одет в дорогу, — сменил тему Красc. — Это значит, что ты уезжаешь?

— Не дальше Марсова поля. Как только я приму губернаторский империй, мои кредиторы ничего не смогут со мной поделать. Завтра утром Пизон получит мое жалованье и принесет его мне.